Джахангир Араслы: «Турция попала в «сирийский капкан»»

Интервью Vesti.Az с экспертом-консультантом в сфере обороны и безопасности Джахангиром Араслы.

- В последнее время мир с тревогой говорит о новой угрозе, которая исходит от террористической группировки «Исламское государство», имеющей связи с «Аль-Каидой» и контролирующей  значительную часть территорий Сирии и Ирака. Как Вы можете объяснить феномен резкого роста влияния террористической организации «Исламское государство»?

- Мы являемся очевидцами того, какие результаты может дать синтез идеологии, основанной на извращенно-упрощенной интерпретации религии, технологий 21-го века, в первую очередь социальных сетей, экстремистского настроя части современной молодежи, подверженной эффектам глобального социально-экономического кризиса, стереотипов массовой культуры, и отсутствия духовных ориентиров. Именно эти ингредиенты составляют основу феномена «Исламского государства» (ИГ), который вряд ли имеет сравнительные аналоги, по меньшей мере, на текущем этапе.

Есть и другие многочисленные факторы, обеспечившие стремительный рост ИГ. Среди них я выделил бы тот факт, что лидеры псевдо - государства сумели инкорпорировать и применить профессиональную военную и аппаратно-бюрократическую культуру Ирака эпохи Саддама Хусейна (собственно говоря, многие из них являются выходцами из этой среды).

Необходимо иметь также в виду негласную поддержку, которую на разных этапах оказывали, в своих краткосрочных интересах, региональные и внешние силы тем структурам, на основе которых позднее сформировалось ИГ. И конечно, питательной средой явились затяжные гражданские войны в Сирии и Ираке, которые разорвали социальную ткань этих государств и вывели на первый план миллионы отчаявшихся и озлобленных людей, готовых следовать за наиболее привлекательной идеей, которая обещает свет в конце туннеля. По версии ИГ, таким выходом является построение Халифата – государства, основанного исключительно на принципах «истинной» мусульманской религии и законов шариата (так, как их интерпретирует крайнее крыло религиозно-политических идеологов салафитского направления ислама).

Что касается упомянутой связи с движением «Аль-Каида» (АК), то, действительно, многие лидеры и рядовые боевики ИГ вышли, если так можно выразиться, «из ее шинели». Идеология «Алькаидаизма», то есть ведения вооруженного джихада ради достижения целей, в свое время сформировало мировоззрение и подтолкнуло к действию этих людей. Однако, ИГ сумел не только максимально упростить эту идеологию, но и транслировать ее в конкретные действия, добившись весьма впечатляющих успехов в последние два года, чем и привлек к себе симпатии экстремистской массы. В то время как «старая гвардия» АК, озабоченная физическим выживанием где-то в афгано-пакистанских горах, не способная ни на генерацию новых привлекательных идей, ни на масштабные практические действия, превратилась в бренд, живущий на харизме бен Ладена и остаточных эффектах 11 сентября.

Принцип конкуренции существует и в экстремистской среде, и сейчас, на фоне подъема ИГ, которому уже присягнули или выразили поддержку многочисленные экстремистские группы, от Нигерии до Индонезии, можно спрогнозировать обострение борьбы за адептов, ресурсы, и влияние между ИГ и АК. Это соперничество будет иметь множество последствий различного рода, в том числе, как мне представляется, усиление террористической активности за пределами исламского мира, в первую очередь на Западе. Любой эффектный теракт – это пропагандистский бонус в пользу его организатора, если конечно смотреть на проблему через призму самих экстремистов.

- Представители «Исламского государства» озвучивали угрозы в адрес Сирии, Турции, Азербайджана, России и других стран, среди которых они не упоминали Израиль. С чем это связано?

- Артикуляция угроз является «торговой маркой» психологической войны, которую весьма эффективно ведет ИГ посредством социальных сетей. Эти угрозы адресованы не только упомянутым государствам, но и многим другим. Так, на прошлой неделе было распространено видео-обращение джихадистов – выходцев из Великобритании, Франции и Германии – с угрозами в адрес лидеров этих государств, причем озвучены они были, соответственно, на английском, французском и немецком. Такого рода материалы адресованы также перспективному вербовочному контингенту – молодым людям мусульманской диаспоры Запада, не нашедших себя в жизни и возлагающих вину за это на общество, в котором они существуют.

Что касается Израиля, то лидеры и идеологи ИГ неоднократно заявляли о том, что их целью, после консолидации Халифата в Сирии, Ираке и сопредельных арабских государствах, будет «освобождение Иерусалима». Что подразумевает уничтожение Израиля как государства. Отдельные структурные элементы на Синайском полуострове и в секторе Газа, присягнувшие ИГ, уже предпринимали попытки проекции террористической активности на территорию Израиля, пока ограниченные. В целом, стратегический интерес ИГ на данном этапе заключается в консолидации контроля над уже взятыми территориями.        

- Бывший глава минобороны США Леон Панетта в интервью USAToday сообщил, что борьба возглавляемой США международной коалиции с группировкой «Исламское государство» может продлиться 30 лет. А каковы ваши прогнозы на этот счет? Способна ли международная коалиция сломить сопротивление «Исламского государства» в кратчайшие сроки?

- В том, что текущий кризис в регионе – на десятилетия, у меня сомнений нет. Кстати, одним из первых, еще в начале 2013 г., это наблюдение озвучил министр иностранных дел Великобритании Уильям Хэйг. Но здесь скорее речь следует вести о мучительной социальной, политико-идеологической и культурно-цивилизационнной трансформации арабско-исламского мира в целом. Что касается непосредственно ИГ, то прогнозировать эволюцию этого феномена на долгосрочную перспективу несколько затруднительно.

Слабым место ИГ, с моей точки зрения, является наличие у него физической сигнатуры, что отличает его от АК, являющейся горизонтально-сетевой структурой. То есть, «государство» имеет столицу, органы управления, руководящий состав, экономическую и военную инфраструктуру, границы, и т.д. Все вышеперечисленное может быть подвергнуто силовому воздействию.

Сегодня мы уже можем наблюдать, как даже ограниченное применение авиации международной коалиции привело к срыву замысла ИГ, стремившегося ликвидировать курдский анклав Кобане и тем самым пробить коридор для нелегального экспорта нефти через сирийско-турецкую границу. Налицо – неудача с последствиями военного, экономического, пропагандистского плана.

С другой стороны, в пользу ИГ – отсутствие на Западе политической воли к решительным действиям, граничащее с параличом, а также разно-векторные интересы ведущих региональных сил (Иран, Турция, Саудовская Аравия), усугубляющиеся обостряющейся конфронтацией между суннитским и шиитским течением ислама, а также между различными трендами внутри собственно суннизма. В такой ситуации ИГ способно не только продолжить существование, но и добиться новых успехов. По последней позиции, я бы держал в поле зрения Ливан, и возможно, Иорданию.       

- Руководство Турции отказалось от участия в проведении наземной операции против «Исламского государства» и закрыло границу с Сирией, что послужило причиной для совершения курдами массовых беспорядков. Налицо нежелание властей Турции быть втянутой в долгий конфликт. Что может потерять или приобрести Турция участвуя / не участвуя в войне против «Исламского государства»?

- Любой кризис содержит в себе как вызовы, так и возможности. Сирийский кризис вначале рассматривался Турцией как «окно возможностей» для распространения своего влияния и лидерства в регионе, и исламском мире в целом. Сейчас «окно возможностей» не то чтобы захлопнулось, оно превратилось в «окно уязвимости» (позволю себе употребить западной политическую терминологию).

Прямое вмешательство в конфликт приведет к огромным политическим и материальным издержкам и ответной реакции радикальных исламистов внутри страны. Невмешательство осложнит отношения с Западом, и, что более важно, поставит под угрозу срыва продолжающийся уже полтора года негласный процесс урегулирования критически важной для Турции курдской проблемы.

В обоих вариантов, сегменты турецкой политической элиты, находящиеся в оппозиции Т. Эрдогану и его партии, будут беспроигрышно использовать критику политики правительства в отношении Сирии в своих практических интересах, в том числе, на парламентских выборах 2015 г. Образно говоря, Турция попала в «сирийский капкан».  

- Международное сообщество пока не способно предложить эффективный способ противодействия группировке «Исламское государство», которая с каждым днем усиливается. Способна ли сложившаяся ситуация сблизить арабские страны с Ираном, отношения с которыми за последние десятилетия можно охарактеризовать как враждебные?

- Явление ИГ, само по себе, частично является продуктом соперничества арабо-суннитского блока с шиитским Ираном. В частности, Саудовская Аравия использовала элементы, ныне вошедшие в основу ИГ, для мобилизации реваншистских сил суннитской общины Ирака, против доминирующей шиитской общины, поддерживаемой Ираном.

Могу лишь сказать, что в текущей непредсказуемой, динамичной военно-политической ситуации, региональные державы несколько снизили «обороты» и стараются действовать более осторожно. Идет обмен «ударами из-за угла», но к фронтальному столкновению пока психологически не готов никто. 

- Способна ли война с «Исламским государством» привести к выстраиванию новой региональной конфигурации баланса внешнеполитических сил?

- Региональный баланс сил уже выстроен, и вряд ли решительно изменится в среднесрочной перспективе. ИГ просто интегрировался в него в качестве самостоятельного элемента. Налицо две формирующиеся военно-политические оси – суннитская (Саудовская Аравия, другие государства Залива, Египет, Иордания) и шиитская (Иран, остатки Ирака и Сирии, и шиитские военизированные движения в ряде государств региона), и вакуум присутствия или влияния внешних сил.

Резкие изменения в такой конфигурации не исключены, но они вначале будут обусловлены другими факторами. Например, неизбежный транзит власти в Саудовской Аравии, который может протекать в силовой форме. В подобном кризисном формате сценария фактор ИГ может сыграть существенную роль

- Могут ли измениться позиция США по отношению к режиму Башара Асада в контексте борьбы с «Исламским государством»?

- Я не вижу возможности для существенных подвижек. Внешняя политика США (как и любого государства) строится на сочетании прагматических интересов и идеологических постулатов и ценностей. С точки зрения Вашингтона, Башар Асад – нелегитимный диктатор и должен уйти по волеизъявлению народа. Фактор ИГ здесь вряд ли сыграет сдерживающую роль, и будет решаться американцами другим путем. Хотя, после президентских выборов 2016 г. в США, в зависимости от их результата, может быть место и для сюрпризов.  

- Каковы перспективы развития сирийского кризиса в свете борьбы с «Исламским государством»?

- Сейчас наблюдается фаза стагнации. Страна фактически прекратила существование как единое целое, вероятно, навсегда. Образованы военизированные кантоны, организованные по этническому и (или) конфессиональному признаку, контролируемые или режимом, или противостоящими ему движениями. Часть населения бежала, другая воюет, третья выживает.

Произошла интеграция сирийской войны с войной иракской; сейчас в эту воронку постепенно втягивается и Ливан. Перспективы мрачные, прогнозы – пессимистичные.

- О поддержке «Исламскому государству» заявили «Талибан» и «Исламское движение Узбекистана». Следует ли ожидать подъема исламистских группировок в различных регионах мира в связи с усилением позиций «Исламского государства», в частности в Турции и Азербайджане?

- Перечень экстремистских группировок, поддержавших ИГ, уже превышает три десятка единиц на четырех континентах, согласно статистике,  которую я веду. Некоторые из них немногочисленны и нерелевантные, но есть и «солидные» структуры. Что касается роста радикализации в мусульманской среде, то это – очевидный факт. Достаточно вспомнить открытые демонстрации под экстремистскими лозунгами, и даже, факты проявления насилия на улицах европейских городов прошедшим летом. По времени эта тенденция совпала с успехами ИГ, достигнутыми в Ираке и Сирии, и провозглашением Халифата. 

- В составе воюющих с режимом Башара Асада группировок в Сирии находится много граждан Азербайджана и выходцев из Северного Кавказа. В зависимости от сложившихся обстоятельств боевики будут стремиться вернуться на родину. Способно ли это привести к дестабилизации ситуации в Азербайджане?

- Интересно, что многие боевики, выехавшие в Сирию, не намерены возвращаться. Об этом свидетельствует не только выезд членов их семей и заключение новых брачных союзов уже на месте, но и массовое демонстративное уничтожение загранпаспортов, которое делает невозможным возвращение. Видеоматериалы с эпизодами такого «сжигания мостов» в достаточном количестве имеются в социальных сетях. Эти люди наивно верят в иллюзию Халифата как образцово организованного и справедливого государства.

Также необходимо иметь в виду фактор истощения: уровень потерь в джихадистской среде весьма высок. Проще говоря, многие погибнут в ходе боевых действий.

Озабоченность должна вызывать та категория боевиков, которая все же намерена вернуться, тем или иным путем. Эти люди, прошедшие школу насилия – носители боевого опыта, навыков террористической деятельности и радикальной идеологии. Некоторые из них могут быть направлены с конкретным заданием на дестабилизацию ситуации через террористические действия, причем, будучи подготовленными для этого целевым образом.

Достаточно вспомнить, что среди смертников, подорвавшихся в Сирии и Ираке в 2013 – 2014 г.г., было, как минимум, три гражданина Азербайджана. Указанная категория лиц должна быть объектом пристального мониторинга, профилактических и иных необходимых действий со стороны государственных органов. Такие действия, как представляется, предпринимаются на должном уровне, поэтому существенных предпосылок для дестабилизации ситуации со стороны «возвращенцев» я пока не вижу. Но расслабляться не следует.